Мы с ним ходили на мессы на польском и, кажется, на латыни, потому что русского я что-то там не помню.
Я православная, а в детстве ходить в чужую (читай, не моей религии, так я тогда думала) церковь казалось мне страшным грехом, и все, что я делала на мессе - так это отчаянно молилась "своему" Б-гу, прося простить меня за то, что, собственно, была в католическом храме. Хотя сначала, в первые пару раз, я еще пыталась повторять эти непонятные польские слова, и причем очень старалась. Папа произносил их так уверенно, что мне тоже хотелось уметь это делать так, как он, как все люди в храме, как священник. Но все же потом я почему-то вбила в свои детские мозги, что все это для меня - греховно.
В итоге, однажды не выдержав (хотя мы бывали там не так уж часто), я сказала папе, что не хочу больше ходить с ним туда, объясняя это тем, что: "Я же православная..."
На что папа странно посмотрел на меня, и я помню, что это был один из его самых страшных взглядов, и сказал мне, что не имеет никакого значения то место, где ты молишься, ведь Б-г - един. Больше я никогда там не была - ни с ним, ни с кем-то другим, ни одна.
Не знаю, какие чувства отец тогда испытал (впрочем, я никогда не понимаю, о чем он думает).
А сейчас я сижу и чувствую, как почва уходит у меня из-под ног, как я нуждаюсь в вере, но не могу найти её в себе. Хочется на исповедь, но что я буду говорить?
Меня душат слезы по поводу и без, и убивают собственные воспоминая о себе и о том, что происходило вокруг.
А я еще я жалею своего папу, несчастного и одинокого, который когда-то думал, что не имеет значения, к какой религии ты принадлежишь и где молишься, если в твоем сердце есть Б-г.
А может, меня просто слишком сильно тронула музыка, а может и нет, но, в общем, вы всего этого не видели, будем так считать.
Ангел, мой ангел, слезой изукрашенный,
Словно ребенка волшебною кистью,
Больше меня ни о чем не расспрашивай,
Я пролетаю спасенною высью.
читать дальше